Зубр кровожадный известен как страшный убийца
Наталья Никитина
«Витебский Курьер», № 1
09.01.2004
В октябре позапрошлого года исполнилось 480 лет знаменитой поэме Гусовского «Песня пра зубра». И каждый год старшеклассники прилежно изучают её, сидя за партами, поражаясь силе и свирепости могучего беловежского великана. Конечно, им простительно, ведь подавляющее большинство из них живого зубра никогда в глаза не видели. А вот зоологам пора бы обратить внимание на некоторые нестыковки между повадками настоящего зубра и его литературного собрата. Хотя не стоит их винить: «Песню» они изучали ещё в школе, а вот учёными стали гораздо позже и вряд ли перечитывали её вновь.
Но хватит философии, давайте попробуем разобраться.
Все переводчики поэмы, все польские, белорусские и литовские литературоведы понимают и переводят слово, стоящее в заглавии поэмы как «зубр». Под этим подразумевается широко известная порода, быстро исчезнувшая в Беловежской пуще к началу XX века, но ныне восстановленная и, более того, благополучно расселившаяся во многих зоопарках и заповедниках земного шара. Зная, однако, весьма смирный и миролюбивый нрав этого животного, было
Вот он каков, поглядите на эту картину!..
Длинный язык из ощеренной пасти свисает,
Хвост словно плетка свистящая в воздухе пляшет,
А из ноздрей извергается облако пара.
Мощного зверя взрастили леса и морозы!
Пенистый пот на плечах и на брюхе клубится…
Вдруг, потревожен движением собственной брови,
Шерсть вырывает свою и ногами, взбешенный,
Черное брюхо свое то и дело колотит.
Ветер вздохнул — шевельнулись засохшие листья -
Ринулся зубр и пытается листья ударить.
Тень на песке от летящей вороны мелькнула -
Топчет песок и несется в погоню за тенью.
Неужели это написано о мирном зубре? Скорее всего не его, а легендарного тура имел в виду автор. И не его вина, а скорее переводчика, когда в 1853 году впервые был обнаружен экземпляр поэмы, ведь изначально текст был написан на латыни. К тому времени, когда был сделан перевод, не было на земле ни зубров, ни туров. Обратимся к энциклопедическому словарю Брокгауза и Ефрона: «Тур — дикая порода быка, известная в лесах Европы и Англии со времен Юлия Цезаря до xvii столетия, когда она совершенно вымерла. Цезарь называет ее Urus, древние немецкие писатели довольно часто упоминают о ней под именем Auer, Auerochs или Ur, а польские и русские называют ее »тур«. Начиная с xvii столетия, те же названия прилагались к зубру, с которым смешивали уже не существовавшего тогда тура. По дошедшим до нас описаниям и изображениям, тур — это была очень крупная порода черной масти с чрезвычайно большими рогами».
Обратите внимание, тур был чёрным, а зубр — коричневый.
И, как волна, его чёрная грива бушует!
Так что не о зубре, а скорее всего о легендарном туре рассказывает нам Гусовский. А если прочитать описание охоты в западноевропейских летописях, составлявшихся при дворе Карла Великого, то многие строки летописей буквально будут совпадать со строками нашей поэмы. Не случайно она родилась в Беловежской пуще, ведь последние на земле туры жили именно в лесах Польши и Беларуси.
В 1564 году в Жакторовском лесу, в имении панов Мазовецких, оставалось только 30 туров. В 1602 году их оставалось два. В 1627 году, через сто лет после создания поэмы, пала последняя турица, и род туров на земле прекратился. Людская память постепенно ослабла, туров стали путать с зубрами и приписывать зубрам многие турьи качества, которыми зубры никогда не обладали.
Вот что пишет в своей книге «Трагедия диких животных» Игорь Акимушкин: «Зубры жили в тех же лесах и степях, что и туры, бок о бок с ними. Ростом и силой они турам не уступали. Уступали отвагой. Нрав у зубра не тот, что у тура. Если тур, как рассказывают, даже встретив человека, не уходил с дороги, то зубр в таких ситуациях всегда пасовал: увидев двуногого, спешил скрыться. А зубрицы часто бросали телят и убегали».
Снова обращаемся к тексту поэмы, сравнивая его с различными историческими источниками.
Барон Герберштейн, посол германских императоров, дважды, в 1517 и 1526 годах (как раз во время создания поэмы), бывал в Москве и немало рассказал о туре в книге «Московия», опубликованной в Базеле в 1596 году (цитирую по книге Акимушкина):
«Так этот бык проворен и ловок, что, резвясь и играя, бросает вверх навоз и снова еще в воздухе подхватывает его на рога и опять кидает. Этому свирепому жонглёру ничего не стоит и лошадь поднять на рога и кинуть её вверх (да ещё с седоком в седле!). Один тур может перебить стаю волков. Человека он не боится и от встречного не убегает… Когда он жрет на дороге или стоит в другом месте, его нужно оставить в стороне даже при проезде на телеге, так как он сам не сойдет с дороги».
А что пишет о подобных привычках зверя Гусовский?
Ловок сей зверь и стремителен, если захочет,
Свой же помет он бросает копытами в воздух
И, не давая упасть, поддевает рогами…
Читаем дальше:
В жизни своей потрясений я видел немало,
Но глубочайшее помню, когда я увидел
Зверя, в прыжке разносящего в прах всё, что рядом…
Воздух вбирает в раздутые ноздри со свистом,
Ищет любую угрозу то нюхом, то слухом,
Рвет на куски всё живое, что вдруг шевельнется,
Всё, что считает причиной раненья и боли.
Жертву догнал и рогами в пространство подбросил,
Лошадь взлетела — и всадник взмывает, высоко.
Закувыркались два тела, а зубр добивает
И на лету расчленяет повторным ударом.
Неужели все это написано о мирном зубре, уступающем человеку дорогу? Неужели всего лишь четыре века назад этот же зубр мог рогами, если верить Гусовскому, бросить на деревья лошадь вместе со всадником? Вспомните хотя бы рога зубра — небольшие, закруглённые внутрь. А вот у тура — совсем другое дело.
Владимир Мономах в наставлении детям своим помянул про тура, который дважды метал его рогами (да еще с конем!): «Тура два мятала мя на розех и с конем».
Зубр этот стоит того, чтоб к нему приглядеться.
Он столь громаден бывает, что три человека
Между рогов на убитом быке уместятся!
Три человека между рогов зубра — сомневаюсь, а вот у тура это реально. Рога у него сабельные, длинные и разведены в стороны.
Зубр, как пишет в своей книге Игорь Акимушкин, животное не громогласное. Взрослые зубры отрывисто хрюкают, в гневе урчат, а в испуге фыркают. А тур? Вспомним, с чем сравнивается голос Соловья-разбойника:
Посвисти, соловей,
Пошипи, змей,
Вздрагивай, зверь,
И когда Соловей-разбойник все это исполнил и вздрогнул
Князи-бояре испужалися.
На карачках по двору поползалися.
Обратимся тут же к поэме Гусовского. Раненый тур, по словам автора, ревел так, что
…бешеный рев долетел до соседней державы…
Если взревел, то гляди — это гнева примета…
Рев раздается, в котором и боль, и досада…
Акимушкин пишет: «…тур ревел, как видно, очень громко и страшно. Один этот его рёв сеял панику среди людей…»
«Одно время некоторые натуралисты не верили, что жил на земле такой бык — тур. И всё, что древние рассказывали о туре, приписывали зубру. Но потом тура, что называется, реабилитировали, признали. Жорж Кювье, знаменитый французский анатом и палеонтолог, доказал: ещё в ледниковый период жил на земле очень крупный длиннорогий бык. Позднее семиты назвали его реемом, латиняне — урусом, а поляки и русские — туром».
Гусовский написал реалистичное произведение — это не вызывает сомнений хотя бы потому, что он был охотником, который хорошо знал повадки зверя, а не писателем. А знать свою историю — это уже наша задача. И, конечно же, всё вышеизложенное — это лишь версия. Опровергнуть её или придать силу факта — это уже прерогатива учёных.