
Не однажды довелось слушать ученого на разного рода заседаниях и коллегиях, и по заметно оживившимся лицам участников тех форумов безошибочно приходил к мысли: опять Пугачевский выбрал наиболее болевые точки, не признавая обтекаемых формулировок и ни к чему не обязывающей риторики. Он заведует в институте экспериментальной ботаники лабораторией продуктивности и устойчивости лесных экосистем, учреждением воистину уникальным для нашей науки. Какая сфера интересов его сотрудников, да и его самого? Влияние загрязнения, промышленных выбросов, рекреации, роль, зачастую пагубная, животноводческих ферм и, разумеется, пожары, уничтожающие всё живое.
В лесных экосистемах, полагает Александр Викторович, имеется множество не до конца изученных механизмов. Почему при сходных с соседними землями условиях на этом участке не растут ягоды, сохнут сосняки, вырождаются дубравы и липовые рощи, коими столетие назад славилась природа Беларуси? Человек вольно или невольно изменяет среду обитания, на что, как правило, устойчивые на протяжении веков экосистемы реагируют с определённой нервозностью, часто — негативно. У природы нет понятий: хорошо или плохо. Клетка, ткань, организм, сообщество флоры и фауны — на каждом уровне имеются свои особенности развития. Доросли ли мы до их глубинного понимания? Разумеется, нет — в живом мире всё подчинено непрекращаемуся развитию, а это имеет громадный рост перспективы для их постижения. Остановка такого развития порождает неминуемую смерть».
С Институтом, носящим имя Президента академии наук Василия Феофиловича Купревича, ученого Божьей милостью, связаны у заместителя директора по науке Пугачевского самые плодотворные годы творчества. Он называет себя последователем замечательного русского исследователя Сукачева, основоположника многих теорий о растительном разнообразии, не потерявших актуальное значение и в наши дни. Ему не довелось общаться с Владимиром Николаевичем, зато подлинные уроки молодому аспиранту из Беларуси преподал другой российский профессор и ученик Сукачева — Владимир Григорьевич Карпов. Что называется, вывел на путь истинный. Так в становлении Пугачевского, как ученого, изрядную лепту внесли и земляки, и москвичи с ленинградцами — лишнее доказательство целесообразности и непреходящего значения контактов народов, повязанных общей судьбой.
Конечно же, для него была и останется единственной "малой родиной" — окрестности живописной Дисны, плавни Западной Двины, конечно же — сосняки и ельники, берёзовые чаши, где впервые ощутил потребность в постижении великой тайны, которую хранит лес. И в этой потребности не было ничего удивительного, как не без усмешки признаётся: помогли и походы в лесничество, и рыбалки, и костры при пении птиц. Словом, сработали наследственные гены. После войны директорствовал в местном лесхозе дед, одно время работала в конторе бухгалтером мать. Выбор был осуществлён в соответствии с желанием и при благоприятных обстоятельствах.
Десятилетку закончил с медалью, что гарантировало безбедное поступление в лесотехнический институт имени Кирова. А вот диплом с отличием открыл перед выпускником Пугачевским двери науки. Работал лаборантом на кафедре лесоводства, учился в аспирантуре в Ботаническом институте Ленинграда. В скороспелых везунчиках не ходил: и сам предпочитает обстоятельность, даже прагматизм, так что кандидатскую диссертацию защитил не столь уж рано — в 31 год. Тема "Естественная динамика еловых насаждений", нынче «добивает» докторскую, посвященную устойчивости и мониторингу лесных сообществ. Признает, что несколько затянул исследования и выводы: уйму времени забирает текучка, и это отнюдь не отговорка: зам по науке курирует такие сложные лаборатории, как флоры и систематики лесных систем, радиологии, микологии. Да, разумеется, там занимались исследованиями ученые с прочной репутацией: академики В. Парфенов, Д. Голод, доктора Б. Якушев, О. Гапниенко и другие. Пугачевский далек от мысли из своего администраторского кресла навязать собственное мнение, речь о другом: создать условие для плодотворной деятельности коллег.
Александр Викторович давно пришел к выводу о внедрении чисто академических, фундаментальных изысков в практику. Времена "белых перчаток" в лабораториях уходят в прошлое и в науке свои правила диктует вездесущий рынок. Нынче наука все глубже и пристальнее обращается к житейским вопросам. И потому ученые Института все чаще появляются в лесхозах. Уже 16 лет в Велятичском лесничестве Борисовского лесхоза функционирует лесоэкологический стационар, где ведутся постоянные наблюдения за динамикой развития лесов в условиях климата бассейна верхней Березины.
Вспоминается семинар в Марьиной Горке, с участием работников Пуховичского лесхоза, где при консультации ученых осуществляется проект по поддержке Программы ООН. Пугачевский на протяжении нескольких лет посещает лесхоз в Сморгони, где его сотрудники стали пионерами внедрения сертификации лесного фонда. Побывавшая на предприятии делегация английских специалистов дала высокую оценку проделанной работе, и это лишь косвенное признание заслуг ученых-биологов.
В Институте выработано целое направление — лесная типология. Этот раздел науки определяет, что любые лесохозяйственные мероприятия, прежде всего лесопользование, должны вестись с учетом конкретного региона. Однако, до сей поры действует типология, разработанная более полувека назад, хотя сейчас ситуация в лесах значительно изменилась. В Беларуси речь стоит уже и о повторном заболачивании торфяников. Примером служит ситуация в том же Пуховичском лесхозе, где директорствует А. Домненков. Последние засушливые сезоны привели к резкому понижению грунтовых вод, лесники идут на разные маневры, чтобы вода задержалась в пересохших водоемах, строят новые руды. Ботаники не остаются в стороне от изучения закономерностей подобной практики. Только не стоит впадать в крайность, как настоятельно советуют мелиораторам провидцы из Европы. Там и клочка болота не узришь, а нам в Беларуси предлагают опять залить водой полесскую низменность, где природа и люди, там проживающие, и без того несут крест Чернобыля.
В последнее время учеными Беларуси и России проведена капитальная "ревизия" поймы Днепра, в первую очередь в среднем его течении. Авторитетную комиссию возглавлял Александр Пугачевский. При все тревожащей ситуации ( радиация, исчезновение многих видов флоры и фауны, ухудшение экологической обстановки ) ученому удалось и в этом густо заселенном крае, начиненном промышленными и хозяйственными объектами, изыскать популяции растений и животных, занесенных в Красную книгу. Все это лишь подтверждает прописную истину: следует глубже изучать богатство родной земли.
С участием коллег Пугачевского за последние десятилетия в стране возникло несколько Национальных парков, расширяется число заказников еще на два десятка. Все это вроде бы следует безоговорочно приветствовать, однако и тут, полагает Александр Викторович, надо знать меру.
Мировая практика считает целесообразным не выходить при формировании охраняемых территорий за
Сидим с Пугачевским в его кабинете на
— Вести лесное хозяйство лишь в щадящих уровнях. Уделять бы больше внимания постепенным рубкам, — убежден Александр Викторович.
— В
— Этот рубеж следовало бы преодолеть в стране еще десяток лет назад.
— Нынче много было жарких споров по поводу Беловежской пущи: расширять ли там территорию, проводить ли усиленные рубки ели. Какое ваше мнение?
— И тут должна быть мера. Пуща — давно известный науке анклав, зачем заниматься гигантоманией? И уж, безусловно, не позволять человеку с топором позариться на зоровое дерево.
Пугачевский откинулся на спинку стула.
— Два века идет все расширяющийся процесс сведения на нет лесов планеты. Ежегодно теряем 0,8 процента лесного фонда. Значит, за десять лет — 8 процентов. За век — 80 процентов. А если учесть, что за последнее десятилетие температура повысилась на 3 градуса — катастрофический итог. Куда дальше плыть бедному человеку?
Он усмехается, ибо убежден: до катаклизмов дело не дойдет. Люди не позволят.